На днях редакция System Magazine опубликовала большое интервью, в котором бельгийский дизайнер Раф Симонс выступает в роли интервьюера и ведет дискуссию с Миуччей Прада. В своем разговоре дизайнеры затрагивают абсолютно разные темы, связанные со свободой слова, самоцензурой, конкуренцией в дизайнерской среде и темпах развития fashion-индустрии. Редакция FW-Daily сделала адаптированный перевод огромного материала и собрала самое интересное.
Давайте начнем интервью с обсуждения интервью. Вы их любите, ненавидите или принимаете как необходимое зло?
Миучча: Мне сложно давать интервью, потому что когда я говорю — я говорю что думаю. А то, что я думаю, не всегда политкорректно.
Раф: Я, кстати, именно этого ждал от сегодняшнего интервью. Я считаю, что дизайнеры должны чаще говорить то, что они действительно думают. У тех, кто комментирует наши коллекции онлайн, есть полная свобода слова; если же мы позволяем сказать себе нечто эдакое…
Миучча: Нас готовы растерзать!
Раф: И это очень несправедливо.
Миучча: Я чувствую, что закрывать рот самой себе каждый раз, когда мне хочется сказать что-нибудь интересное, больше невозможно. Когда ты дизайнер, ты пытаешься объяснить сложную концептуальную идею, и тебе на это не хватает времени. Тогда ты пытаешься упростить, твои слова начинают казаться провокацией, выходкой — и эта выходка становится заголовком, одно слово — мантрой, которая преследует тебя. Ты не можешь контролировать то, как твои мысли трансформируются в слова, и это отбирает у тебя свободу говорить. Это нельзя, это нельзя, нельзя это и это, лучше вообще молчать. Из последнего своего интервью я вычеркнула 80% сказанного.
Раф: Что категорически не подходит для нашего интервью!
Миучча: (смеется) Нет-нет, в тех интервью дело было не в вопросах журналистов, а в том, что в итоге оставляли от моих слов. Мне не нравится, когда одно предложение выдергивается из контекста. Однако у нас с тобой — диалог, дискуссия двух людей, способных понять друг друга. У меня есть возможность полноценно высказаться.
Раф: Чем более ты «на виду», тем осторожнее тебе нужно быть. Я понимаю, что все дизайнеры осторожничают, и это прискорбно, ведь именно мнение других дизайнеров всегда было мне интересно.
Миучча: И все же моя работа — высказываться с помощью одежды.
Раф: Но нам есть что сказать вслух, а не через одежду, шоу, съемки и прочее. В моде сейчас столько новичков, которые берутся судить (я не говорю о величинах вроде Сьюзи Мэнкес и Тима Блэнкса). И порой мне кажется, что они ставят себя выше тех, кто в этой сфере уже давно работает. Мне небезразлично мнение молодежи, их голоса, их креативность, но я честно не понимаю, кто все эти люди.
Миучча: Зависит от того, кого именно ты слышишь. Иногда говорят что-то хорошее, иногда что-то плохое. Когда это плохой анонимный комментарий — стоит сказать себе «Да какая мне разница?». Вообще, лучше не читать все это конечно, но я не могу побороть любопытство. Это часть нашей работы — мы должны знать, что происходит и кто что думает. Мне кажется, нам даже сложнее, чем политикам: в 80-х, 90-х годах у дизайнеров была ограниченная целевая аудитория, сейчас же ты работаешь для вообще всех.
Вам нравится то, что интересующихся модой людей стало больше?
М: Мне нравится, что мои идеи выходят за пределы маленького элитного круга, к которому я привыкла. Ты должен взаимодействовать с разными культурами; в то же время мы имеем недостаток этой ситуации в виде огромного количества глупых мнений, с которыми тоже приходится что-то делать.
Р: Проблема не в том, что про нас говорят что-то плохое. Проблема, когда ты не можешь ничего сказать в ответ. Нам никто не запрещает делать этого напрямую, но, если ты себе позволяешь подобное — публика тебя наказывает.
М: Это смешно: мы не можем себе позволить свободно говорить, и в то же время мы тот ум, что стоит за успехом этой огромной индустрии. Возможно, мы недостаточно контролируем собственную работу, а это стоило бы делать. Почему-то среди всех профессий индустрии именно дизайнеры всегда под ударом критики. Почему никто не критикует журналистов и блогеров? Почему только против нас идет священная война? Однажды я сказала журналисту: «Знаете что, вы судите нас, а мы, несмотря на то, что никогда не говорим этого вслух, тоже вас судим!» (смеется)
Р: Если бы наш разговор не был опубликован, мы сейчас говорили бы еще жестче. Мы бы обсудили другие бренды — конкретные другие бренды, потому что я знаю, что они обсуждают нас. У меня, например, есть очень четкое и, возможно, неприятное мнение по поводу некоторых. Я бы озвучил два названия модных домов, мы бы сказали то, что думаем о них, и, опубликуй вы это, — взорвалась бы бомба! (смеется)
М: Но если мне приходится контролировать себя в том, что я говорю, в плане дизайна я чувствую полную свободу.
Р: Я тоже. У тебя нет другого выхода — ты просто «озвучиваешь» все в коллекциях.
М: Нам приходится быть политкорректными в первую очередь потому, что мы руководим огромным бизнесом. А общество, к слову, становится все более консервативным. Чем более поверхностные и обобщенно вы будете говорить, тем меньше вас будут критиковать.
Как вы относитесь к духу соревнования в дизайнерской среде?
Р: Соревнование, безусловно, существует, однако существует и уважение. Я имею в виду, что я соревнуюсь с Миуччией, но держусь в рамках здравого смысла.
М: То же самое для меня. Я всегда говорю — я не завидую успеху тех, кто его достоин.
Источником многих проблем, как мне кажется, является размер нашего бизнеса. Есть что-то неправильное в явлении «big brands». Я осознаю, что Prada — мой собственный бренд, а, значит его размеры — моя вина. Однако, сейчас я хочу сконцентрироваться на том, что мне действительно нравиться. Мне все равно, будем мы расти или нет. Потому что мы постоянно растем, растем, растем и вдруг — я теряю контроль над тем, что происходит. Это неправильно, я решила остановиться.
Р: Я думаю, что у нас есть свобода создавать какие угодно наряды и декорации, но нет свободы вот в этой структуре функционирования модного дома. Например, идея «делать клиента счастливым», она предполагает четкую систему праздничных событий, подарков, рекламы. Мне бы хотелось сделать ее проще, но интереснее…
М: … и веселее. Я абсолютно согласна в Рафом. Ох, мне хотелось бы с ним поработать. Пригласить его к нам в шоу, было бы очень весело.
Что же останавливает вас?
М: Ничего.
Р: Но, вас может остановить эта самая структура. Даже мой собственный бренд Raf Simons очень структурирован, не говоря уже о Prada. И это дает тебе новые возможности, но и новые ограничения. Я с удовольствием, например, пригласил Миуччу в Raf Simons, чтобы она сделала нам коллекцию. А потом я бы сделал коллекцию для Marc Jacobs, а Марк — для Prada.
М: Класс.
Р: Только мы сами, люди с громкими именами, можем это предложить. Может мода вообще должна функционировать как музей, где постоянно появляются новые кураторы. Это бы сделало нас свободнее. Однако именно существующая структура модных домов в наше время не позволяет нам работать в таком формате. У бренда есть креативный директор, потом его «правая рука», потом подчиненные помельче. Трудно взять один элемент и заменить его на другой так, чтобы это не повлекло изменения всей структуры.
Как вы считаете, в модной индустрии больше нет места риску?
М: Нет, мне кажется, что многие дизайнеры все еще рискуют. Иногда я задаю себе вопрос — правильно ли я поступаю, не слишком ли это рисково и авангардно? Потому что сложно провести линию между искусством и модой, и мне всегда хотелось создавать именно носибельные вещи, иначе я бы давно бросила дизайн и стала художником.
Р: Однако в дизайнах Миуччи есть очень четкое видение, всегда выделяется ее особенный образ мышления. Я ношу Prada не только потому, что мне нравятся эти вещи, но и потому, что у Миуччи есть образ мышления, который мне близок. Вы знаете, в мире же сейчас тысячи брендов, которые делают красивые вещи, но мне не нужно все это дерьмо, если я не могу понять того, кто его создает. Если я вижу красивое пальто, но его дизайнер мне непонятен в плане его видения мира, культуры, я его не надену.
Вы считаете, что большинству нарядов не хватает смысла?
Р: Я думаю, многие люди хватают первую попавшуюся вещь, просто потому что она красива. И я думаю именно это — одно из главных изменений в моде последнего десятилетия. Ты берешь сумку этой марки, обувь другой, пиджак третьей. Когда я был подростком, мне очень нравилась идея «женщины Margiela», или «женщины Yohji Yamamoto», или «мужчины Prada». Их отличал образ мышления. Теперь все иначе.
Вы согласны со словами Рафа о том, что вещам нужен образ мышления?
М: Да, абсолютно. И еще, я считаю, что подобная требовательность к вещам, утонченный вкус, критика — очень редки. Большинство людей не хотят мыслить глубже.
Р: А я хочу подчеркнуть одну уникальную черту Миуччи: она первопроходец, а в мире моды настоящих первопроходцев очень мало. Есть много последователей, тех, кто повторяют за первопроходцами и присваивают себе их достижения. Иногда мне кажется, что у модной индустрии совсем нет памяти.
М: Согласна. Теперь тот, кто просто последним использовал что-то, какой-то прием или идею, провозглашает себя их изобретателем.
Почему так происходит?
М: На людей свалилось слишком большое количество информации, они не успевают ее обрабатывать и систематизировать, за всем следить.
Насколько сложно находить новые, оригинальные идеи? Оригинальность лежит в основе всего, что вы делаете, или она не так важна?
М: Конечно, мне нравится идея делать что-то новое — это то, к чему я всегда стремлюсь, по крайней мере. Однако, иногда мне кажется, что все в моде уже хотя бы раз сделано, и ты не можешь не повторить кого-то. Тогда это скорее становится вопросом контекста, комбинации, того, как ты объясняешь эту вещь. Скажем, можно делать очень «pop» коллекцию, с бантиками, розовым цветом, сердечками и прочим, но играть не на женственности всех этих элементов, а на их очевидности и гиперболизированности.
А саму себя вы не цитируете?
М: Я стараюсь этого избегать, но иногда — да. Впрочем, мне хочется сказать одну вещь про Рафа: часто, когда мне в голову приходит классная идея, мой помощник Оливье, который досконально изучил творчество Рафа, говорит мне — «Миучча, Раф Симонс уже давным-давно это сделал» (смеется)
Вопрос для вас обоих: один акционер в Париже недавно сказал мне «Мода больше не престижна». Эта фраза засела у меня в голове. Я хочу узнать, что вы думаете по этому поводу.
Р: Я не согласен.
М: Я тоже. Когда я начинала свой путь в этой сфере, в конце 60-х — начале 70-х, не было худшего времени, чтобы быть дизайнером. Феминизм был на подъеме, я была на стороне левых политических сил, состояла в коммунистической партии, и в то же время любила моду. Тогда же я немного стыдилась работы в модной индустрии — она считалась слишком легкой, несерьзной. Сейчас я чувствую всеобщее уважение — интеллектуалов, художников, архитекторов. Они проявляют интерес к моде, они отдают должное моим достижениям, они видят, что я могу сделать для них благодаря существованию моей Fondazione (Fondazione Prada — художественная институция, которая организовывает выставки современных художников, курирует архитектурные проекты и т.д. Основана Миуччей Прада и Патрицию Бертелли в 1993 году).
Р: Я согласен с Миуччей. Я думаю, работа в сфере моды сейчас престижна как никогда. Я считаю, что единственная проблема модной индустрии сейчас — ее попсовость.
М: Как и музыки.
Р: Я не изучал дизайн, но мои знакомые, которые шли учиться на дизайнеров в 80-х годах, разное выслушивали от родителей. Те говорили — Господи, почему ты не можешь стать хотя бы художником? Теперь все наоборот, родители горят желанием пристроить своих детей в модную индустрию — потому что она популярна, массова, мейнстримна. Она больше не элитна, да. Я уже говорил — я не считаю, что было плохо, когда мода была удовольствием для небольшого элитного круга. Однако я также не считаю, что плохо, когда она, как сейчас, доступна каждому.
День после показа — в нем есть какое-то ощущение, сравнимое с похмельем?
М: У меня нет времени на похмелье! Мне сейчас за 10 дней нужно целиком придумать новую коллекцию Miu Miu, создать новый мир с нуля.
А эта необходимость постоянно создавать новые миры — она скорее мотивирует или беспокоит вас?
М: Ну, сейчас в мире происходит много всего, что беспокоит меня — Brexit, президентские выборы в Америке. В моей голове все это смешивается с вопросами моей работы, влияет на мои дизайны. В этом плане — это хорошо, потому что через призму своей работы я переосмысливаю все, что происходит вокруг. С другой стороны, у меня практически нет времени на отдых.
Музыкантам или архитекторам, например, не приходится жить в графике, когда им нужно раз в 6 месяцев «создавать новый мир».
Р: У них другие графики. И, в конце концов, у нас ведь тоже есть выбор. Миучча может завтра решить — буду показывать одну коллекцию в год и тогда, когда захочу! Но даже если лично она почувствует себя от этого лучше, почувствует ли себя лучше бренд в финансовом плане? Это максимально простая корреляция. У меня собственный бренд, я могу хоть одно шоу раз в три года устраивать, если захочу. Но нет, я показываю коллекцию каждый сезон. Существуют художники, которые не торопятся: Роберт Гобер, например, работает медленно, а когда работа наконец-то готова, он сразу звонит своему галеристу. Но многие молодые художники работают по определенному принципу — они готовят работу к каждой выставке, каждому заметному ивенту.
Какой из процессов создания коллекции ваш любимый?
Р: Честно — это те часы, что я спокойно провожу, работая дома.
М: Для меня тоже. Когда меня никто наконец-то не отвлекает, когда мне не нужны помощники, когда нет переездов, событий, который нужно посетить, совещаний. Просто размеренная работа — лучшее время.
Когда и где вы продуктивнее всего работаете?
М: Я недавно выяснила, что по утрам, когда я все еще лежу в кровати и не до конца проснулась, мне удается сконцентрироваться на вещах, которые имеют для меня наибольшую важность в этот конкретный момент. Тогда я приезжаю на работу с четко сформулированными мыслями. Это важно, потому что, должна признать, мы с моей небольшой командой работаем очень напряженно и часто все делаем в последнюю минуту. Мне кажется — это моя вина.
Почему?
М: Честно, не знаю. У нас столько дел — коллекции, кампании, просто не хватает времени. Последнюю мужскую коллекцию мы сделали за 15 дней.
Р: Мое вдохновение приходит обычно ночью, когда я почти проваливаюсь в сон. Это не лучшее время для вдохновения, у меня иногда даже блокнота под рукой нет. Но иначе не выходит — ты не можешь просто садиться за рабочий стол и творить с 9 до 6 каждый день.
